Несмотря на тесную связь военных преобразований Михаила Федоровича и Алексея Михайловича, между ними существует весьма ощутимый разрыв (и сущностный, и хронологический — как минимум в полтора десятилетия). В немалой степени он был обусловлен особенностями первого этапа военной реформы.

К исходу Смоленской войны существовало уже как минимум 8-10 полков «нового строя», составлявших внушительную по европейским меркам армию общей численностью не менее 10-17 тыс. чел., что было почти эквивалентно русской полевой армии конца 1620-х гг. (людям «полковой службы», численность которых составляла тогда, по подсчетам А.В. Чернова, около 20 тыс. чел.), ибо большая часть почти 100-тысячной русской армии была занята в гарнизонах («городовой службе»). Но военные формирования времен Смоленской войны оказались непозволительно дороги для еще не оправившейся от Смуты страны: на их годичное содержание (сентябрь 1632 — октябрь 1633 г.) ушло около 430 тыс. р.7, при том, что доходная часть бюджета России даже через полвека, в куда более благополучном 1681 г., составляла не более 2 млн. р.

Очень дорог был и иноземный офицерский корпус с его чрезвычайно завышенными (просто колоссальными, чему удивлялся еще А.З. Мышлаевский) окладами месячного денежного жалования в 250-400 р. для полковника и в 75-100 р. — для капитана (последнее, учитывая падение как минимум вдвое стоимости рубля, фактически равнялось годовому (216 р.) жалованию петровского капитана-иноземца по штату 1711 г.). Оклады эти, на чрезмерность которых жаловались после Смоленской войны даже московские дворяне, обеспечили быстрый, но кратковременный приток «первой волны» иноземных офицеров.

Кроме того, в самой военной европейской традиции первой половины XVII в. эти полурегулярные полки («нового строя») рассматривались преимущественно как наемные, собираемые на время военных действий и распускаемые после их окончания, в связи с чем по завершении Смоленской войны они были распущены и в России. Увольнение излишних офицеров-иноземцев, пересмотр с 1634 г. явно завышенного офицерского жалования, резкое (в некоторых случаях до 10 раз) снижение офицерских окладов с доведением их до умеренных и реалистичных, перевод с 1634 г. офицерского жалования на ставки мирного времени, учитывающие действительную службу (полный оклад — только участвовавшим в военных действиях, занятым в гарнизонной службе — 2/3 полного оклада, не несшим действительной службы — 1/3) способствовали оттоку иноземных офицерских кадров и сокращению полков «нового строя». Не вполне понятно, намерено ли было правительство сохранить их хотя бы как кадровые военные структуры для развертывания полков в будущем (скорее всего, даже здесь не было ясности).

Тем не менее, часть офицерских кадров, часть полковых структур и личного состава была все-таки сохранена для перспективного развертывания полков в случае необходимости.

Остатки этих полковых структур по инерции еще использовались в 1638-1639 гг. при строительстве Белгородской черты (В.В. Пенской считает возможным говорить в это время о существовании по меньшей мере 2 драгунских и 3 солдатских полков полковников А. Краферта, В. Росформа, подполковника Я. Вымса и майора Р. Кормихеля и об общей численности их военных формирований с отдельными командами в 13,8 тыс. чел.). Хотя по самому смыслу указа весны 1638 г., предписывавшего «для нынешней службы учинить салдатского строю 4000, драгунского строю 4000», ясно, что фактически (пусть и с использованием личного состава старых формирований — нового социального слоя так называемых «старых солдат») спустя три года после войны создавались новые временные военные формирования, вызванные конкретной угрозой масштабных татарских набегов в данный период времени.

Не исключено, что мобилизация этих формирований была связана с осенним набегом 1637 г. брата крымского хана Сафат-Гирея, ставшим ответом на взятие донскими казаками Азова, а также с угрозой еще более масштабных действий турок и татар в 1638 г. Возможно — и с решением вызванного этой угрозой земского собора осени 1638 г. «сказать <…> всяким людям <…> службу против недруга нашего крымского царя» (кстати, и на соборе 1642 г., специально посвященном проблеме присоединения Азова, одна из групп детей боярских предлагала послать под Азов стрельцов и «старого сбора солдат»).

Военные формирования «нового строя» придавались в 1638 г. по одному полку (а в следующем году — и более мелкими подразделениями) Большому, Передовому, Рязанскому и другим полкам «Берегового разряда»16. В 1641 г. снова проводился набор «кормовых» драгун и солдат (5000 драгун и более 3000 солдат, частично укомплектованных даточными). Однако фактически каждый раз проводился новый набор в эти полки — еще А.В. Чернов обратил внимание на то, что непостоянство состава этих формирований было их существенным недостатком, «а по своей военной подготовке и опыту службы они стояли ниже стрельцов и детей боярских».
Кроме того, полки «кормовых» солдат и драгун стоили недешево.

По Чернову, жалование солдат и драгун было примерно одинаково — по 7 денег в день для уже служивших (3,5 коп.) и 3 р. на платье в год , т. е. по 1 р. 05 к. в месяц, а следовательно, учитывая сезонность службы, не менее 6-7 р. в год (а если служили с апреля по октябрь , т. е. 7 месяцев — то примерно по 10 р. в год). Ставки их жалования были довольно высокими (все еще сохраняя тенденцию времен Смоленской войны), и, учитывая весомость рубля и численность в 13 713 чел., их содержание за этот год должно было обойтись в 137,4 тыс. р. — сумму довольно чувствительную для бюджета. И это — без жалования иноземным офицерам, общее число которых А.В. Чернов определял в 316 человек на 1739 г.
Набор полков давал возможность сохранить костяк офицерского корпуса (в драгунском и солдатском полках тогдашнего лидера иноземного офицерского корпуса Александра Краферта (Кроуфорда) не было русских офицеров в ранге до поручика, в драгунской команде Р. Кормихеля (Кармайкла) — до прапорщика).

Очевидно, в связи с высокой стоимостью содержания, «кормовые» солдатские и драгунские полки были вскоре распущены и в ближайшие пять лет в таком значительном составе вряд ли созывались.

Но, вероятно, правительство уже тогда сделало ставку на развитие более пригодных на степных границах драгунских частей, увеличив их численность как минимум вдвое по сравнению со Смоленской войной (когда насчитывался всего один драгунский полк).

Эта новая тенденция в использовании полков нового строя как конных (точнее, как мобильной драгунской пехоты, посаженной на лошадей), прежде всего, для обороны южных степных границ, сохранилась на протяжении 1640-х гг.

Она проявилась уже весной 1646 г., когда, видимо, в связи с угрозой нового масштабного татарского набега (очевидно, действительно состоявшегося летом 1646 г.), полки нового строя были массово мобилизованы на Белгородскую черту вновь, и все три (А. Краферта, В. Кречетникова и А. Гамолтова (Гамонтона)) выступали уже как «кормовые драгунские» при весьма значительном масштабе дезертирства и «нетства» их солдат.

Вероятно последнее, в сочетании со значительной стоимостью их содержания, и побудило правительство по подведении в конце лета итогов кампании 1646 г. взять курс на формирование полков уже не «кормовых», а более дешевых поселенных драгун, тем более что опыт формирования отдельных отрядов поселенных драгун на южных границах в 1638 и 1642-1646 гг. уже имелся.

Формирование полков «поселенных драгун» могло быть связано и с тем, что с 1646 г. полки традиционной поместной конницы были уже частично передвинуты на Белгородскую черту, и их сил, возможно, уже не хватало для развертывания на увеличившей свою протяженность границе. Кроме того, не исключено, что новый импульс переменам в военной сфере дало и само воцарение Алексея Михайловича в 1645 г. и приход к власти нового правительства, неизменно вызывающий какие-то изменения и в военной политике.

Уже в 1646 г. в поселенные драгуны были переведено крестьянское население дворцовой Комарицкой волости, из 5521 драгуна которого было сформировано 3 драгунских полка, и, кроме того, началось создание локальных очагов драгунских частей на Белгородской черте, где формировалась система «заповедных городов», в результате чего были конфискованы владельческие крестьяне даже таких влиятельных собственников, как А.Н. Трубецкой, Д.М. Пожарский, Чудов и Новоспасский монастыри, переведенные в драгуны, а часть деревень при этом даже переселялась с «полевой» стороны р. Воронежа на более безопасную «русскую».

Курс на формирование поселенных драгунских полков на южной границе, был (что справедливо отметил О.А. Курбатов), вероятно, ускорен решением о необходимости масштабных операций против Крыма, которые привели в 1647 г., когда шло формирование этих полков, к заключению русско-польского соглашения в 1647 г. о совместных действиях против Крыма и подготовке совместного похода против крымских татар, действительно едва не состоявшегося в 1648 г., ибо русская армия была уже выведена к границам, но начавшаяся война Богдана Хмельницкого сорвала его планы с польской стороны.

Поселенные драгуны были типологически близки широко распространенным в то время милиционным формированиям европейских держав, и оставшиеся в России после Смоленской войны полковники Александр Краферт и Валентин Росформ были знакомы с руководством такими формированиями еще в европейских армиях. Кроме того, изданный в России в период развертывания поселенных драгун в 1647 г. значительным тиражом как «Учение и хитрость ратного строю пехотных людей» перевод военного учебника Иоганна Якоби фон Вальгаузена был плодом системы военной подготовки, выработанной нидерландской военной школой и широко использовавшейся в обучении подобных ландмилиционных частей. Возможно, он был ориентирован на обучение в пешем строю поселенных драгун, так как, судя по всему, развертывание солдатских пехотных полков в это время не производилось, и они фактически на десятилетие оказались «вымыты» из состава русской армии.

Только с весны 1649 г., на такой же поселенной основе, они начали создаваться на потенциально ином театре военных действий, предполагавшем действия против солдат пехоты европейского образца — в Заонежье (в созданном из отписанных в казну территорий Олонецком уезде и лопских погостах), а затем и во вклинившейся в Ингрии в шведские владения Сомерской волости.

Вместе с тем, новые поселенные формирования «нового строя» были, вероятно, в большей степени ориентированы на пограничную службу, чем на роль «ударного ядра» армии в большой войне с организованным противником. Судя по всему, в конце 1640-х гг. правительство еще не планировало серьезной военной реформы, и структура вооруженных сил во многом оставалась традиционной. К 1650 г. эта традиционная военная структура еще не претерпела существенных изменений, и, пожалуй, достигла своей кульминации, что позволило сделать почти завершившееся заселение Белгородской черты, на время увеличившее резервы традиционной поместной системы.

Это наблюдение подтверждает и анализ широко известной «Сметы» военных сил 1651 г., дающей картину военной организации страны накануне решительных военных реформ, и, вероятно, составленной для оценки состояния армии в связи с перспективой грядущей русско-польской войны, обусловленной возможным принятием Украины в состав России. Оно обсуждалось на земском соборе 1651 г., который ввиду угрозы войны не поддержал в тот момент идею принятия Украины. Однако точный момент времени, для которого достоверны данные сметы, определить сложно — что касается дворянских формирований, то в основу «Сметы. » были положены данные разбора 1648-1649 г., ставшего результатом социального кризиса 1648 г.; по другим категориям датировки менее определенны, но, вероятнее всего, смета отразила состояние русских вооруженных сил примерно на 1650 г.

Вторую (но гораздо менее массовую) группу военных формирований «нового строя» составляют рейтары. Рейтарский полк под командованием полковника Шарля Самуила Делиберта (д’Эберта) был создан в 1732 г. в период Смоленской войны, быстро увеличившись с 12 до 14 рот и 2400 чел. Уже в тот момент правительство взяло курс на формирование кавалерии в собственном смысле слова путем перевода в нее «служилых детей по отечеству» и на постепенное размывание «служилого города» за счет перевода в полки «нового строя» традиционной дворянской поместной конницы, что удалось, однако, преимущественно в отношении рейтар, поскольку в солдаты и драгуны представители «служилого города» не пошли.

По мнению О.А. Курбатова, именно нежелание городовых дворян служить в пешем строю и привело к планам создания рейтарского полка. И хотя правительство при мобилизациях полков нового строя 1638-1641 гг. не оставляло попыток мобилизовать в них прежде всего беспоместных городовых детей боярских, «однако количество записавшихся все же было недостаточным (10-20% из городов)», ибо «драгунская и солдатская служба не была престижной для городовых детей боярских».
Что же касается собственно рейтар, то в дальнейшем в период 1630-х — 1640-х гг. наличие действующих рейтарских формирований исследователями не фиксируется.
Вероятно, они были возобновлены не ранее самого конца 1640-х гг., и их формирование было связано и с новым притоком в войска иноземных офицерских кадров, скорее всего, вызванным «поселенной» драгунской реформой 1646 г.

Принадлежащим к этому потоку, выехавшим в 1647 г. голландцу-католику Исааку и его сыну Филиппу Альберту фан Буковенам (фан Бокховенам, Фанбуковенам) было поручено в 1649 г. формирование рейтарского полка. Исследователи рассматривают его обычно как военную школу, созданную для целенаправленной подготовки национальных офицерских кадров из «служилых людей по отечеству». Непонятно однако, имело ли правительство в тот момент далеко идущие планы развертывания нескольких рейтарских полков, или хотело ограничиться восстановлением привычной для себя еще со Смоленской войны структуры, включавшей один рейтарский полк (во всяком случае, до начала кардинальной военной реформы в 1653 г. другие, вероятно, не создавались, и смета 1651 г. их не фиксирует).

По наблюдениям Т.А. Лаптевой, запись в рейтары началась только в 1650 г., вероятно, еще до весны. К 1651 г. из записавшихся рейтар был сформирован уже почти полноценный полк — 1467 чел. В составе «служилых городов» было ровно 1000 рейтар; помимо них, в рейтары записались также 8 чел. новокрещеных мурз и татар.

Более того — набор в рейтары охватил и привилегированные «московские чины» — почти треть рейтар составили представители «государева двора», из состава которого, определяемого «Сметой.» в 3927 чел., в рейтары записалось 459 чел., т. е. 11,7% (правда, в основном представлявших его «низовые» звенья — стольников было всего 1, стряпчих — 26, московских дворян — 25, а основную массу рейтар составили жильцы — 407 чел.), тогда как в общей массе «служилых по отечеству» рейтары составили всего 3,65%. Столь высокая доля рейтар среди «московских чинов» свидетельствовала о том, что правительство, видимо, действительно пыталось превратить этот первый рейтарский полк в привилегированную часть, и, видимо, как-то поощряло и стимулировало набор в него.

Это, вероятно, обусловило и охотную запись в рейтары представителей «служилого города». Если ранжировать города по численности записавшихся рейтар, то 16 «городов» выставили 20 и более человек, в том числе:

Как минимум в 33 «городах» центра страны (более чем трети их) рейтары вообще не комплектовались из состава служилого города: это

• 1) новгородско-псковский регион и районы, традиционно тяготеющие к нему («города от немецкой украины»);
• 2) южные города «дальней украины», начиная с Рязани (где по станам вообще не было рейтар, а в корпорации самой Рязани всего 9 чел.), Орла, Брянска, Черни, Епифани и кончая Ельцом и Лебедянью.

«Смета.» не фиксирует рейтар и в числе недавно созданных корпораций на Белгородской черте, а также в «низовых» городах, находившихся в ведении Казанского приказа и занятых в основном местной гарнизонной службой.

Таким образом, рейтары формировались пока лишь на базе традиционных городов центра страны (замосковных и «ближних» украинных), и, видимо, на базе тех городов, которые раньше преимущественно, как и московские чины, служили в составе Большого полка, при этом, пожалуй, наиболее высокая доля рейтар была в городах, близких к тогдашней «литовской украине».

Успех первоначальной записи в рейтары привел в 1653 г. к планам довести состав полка до 2000 чел. Рейтары не исключались из «служилого города» (что демонстрирует и сам принцип составления «Сметы.», включающей рейтар в состав московских чинов и городовых дворян), однако уже в 1650 г. проявились случаи унижения социального статуса рейтар, когда у записавшихся в рейтары в Туле, Кашире, Тарусе и Серпухове отняли придачи к окладам за белгородскую службу — это, вероятно, должно было снизить привлекательность рейтарской службы.

Но помимо рейтар других категорий служилых людей полков «нового строя» (драгун или солдат) в числе «служилых людей по отечеству» смета 1651 г. не фиксирует. Таким образом, массовый процесс перевода представителей «служилого города» в полки нового строя к 1651 г. фактически еще не начался — он стал результатом лишь стартовавшего с 1653 г. основного этапа военной реформы Алексея Михайловича.

Третья часть структуры полков «нового строя» была представлена иноземцами, находящимися в ведении Иноземского приказа. Уже само название рубрики, характеризующей иноземцев в целом («старого и нового выезду немец рейтарского и драгунского строю, и которые были в пеших полках, а ныне служат конную службу, и испомещены в разных городах»), а также формулировка итога по этой части сметы («и всего по росписи из Иноземского приказу . всяких иноземцев 2313, …служат все конную службу») — подтверждает наши наблюдения о фактическом отсутствии в тот момент солдатских полков нового строя (за исключением поселенных в Карелии): пехотных полков пока нет, а их иноземные офицеры переведены в конную службу.

Общее количество иноземцев, находящихся в ведении Иноземского приказа — чуть меньше, чем посчитали сами составители сметы — 2302 чел., однако отнюдь не все они являются выходцами из Западной Европы.

В числе иноземцев выделяется довольно большая группа «черкас» (строго говоря, «черкас, и днепровских и смоленских атаманов, и казаков и солдат русских людей и чюлковских крестьян, которые служат на Туле с черкасы и днепровскими казаками») — то есть пестрая смесь различных служилых людей от собственно украинцев и запорожских казаков до русских служилых людей и крестьян, представляющих тот самый оформившийся еще в 1638 г. полк тульских драгун, который не учтен в «Смете.» по самой Туле. В отличие от других украинцев («черкас», чаще всего объединенных с другими выходцами из Польши в одну группу «литвы и черкас», либо просто с казаками), служащих «по прибору» и уже тогда рассеянных по гарнизонам почти всех территорий, в т. ч. Белгородской черты (882 чел.); низовых городов (355 чел.) и Сибири (331 чел.), эта группа «черкас» ведается в Иноземском приказе. Она составляет 26% (более четверти) всех иноземцев, кроме них учитывается 31 чел. «начальных людей» — тульских поселенных драгун, в том числе 14 офицеров от капитана до прапорщика, этническая принадлежность которых в «Смете.» не определена, но, судя по всему, руководит тульскими драгунами русский полковник Василий Голохвастов.

Почти половину всех иноземцев составляет весьма значительный контингент «гречан, и сербян, и волошан, и литвы», поделенный на 13 рот (9 рот «старого выезду» и 4 роты — «нового») — составляющий, т. о., почти полноценный конный полк. Скорее всего в них надо видеть гусарский полк Христофора Рыльского (поскольку в других разделах «Сметы.» он никак не фиксируется), созданный, по А.В. Малову, около 1650 г., предтечей которого была «гусарская шквадрона» все того же Христофора Рыльского, сформированная в период Смоленской войны 1634 г., но так и не принявшая участия в боевых действиях. И «шквадрона», и позднее сам полк формировались, вероятно, на основе рот иноземцев «старого выезду», служивших в России в Украинном разряде еще до 16251626 г. и уже тогда организованных в роты, число которых постепенно увеличилось с 1624 по 1630 гг. с 6 до 11.

Накануне Смоленской войны, в 1630 г., роты (в которые входила некогда и состоящая из шотландцев и ирландцев рота «бельских немец», к которой принадлежали Лермунты, и рота «поместных немец» Дениса Фанвисина), были переформированы по этническому принципу («грече- ны к греченом, литва к литве») и направлены на переобучение в Москву, где, вероятно, на их основе уже тогда стали создаваться гусарские части под командованием Христофора Рыльского, который ранее был командиром одной из таких рот. При этом часть состава этих рот (преимущественно их западноевропейские контингенты — в том числе, например, Юрий Лермонт) была использована для комплектования офицерскими кадрами рейтарского полка.

В общей структуре иноземцев большинство пока составляли рядовые: офицеры вместе с унтер-офицерами занимали всего 15,9% состава группы иноземцев. Даже в страте «немцев»- западноевропейцев, несмотря на гораздо больший удельный вес офицеров, рядовые составляют 40,3% ее общего числа. Еще более очевиден перевес рядовых среди «греков, славян и литвы»: по обеим «выездам» их доля в этой группе составляет 98,6 и 92,8%, а доля офицеров — всего 1,4 и 7,2%.

Среди оставшихся в России с 1630-х гг. почти тысячи иноземных военных специалистов подавляющее большинство составили отнюдь не офицеры, а именно рядовые, что, очевидно, отражает существовавшую в то время тенденцию к найму целых военных структур. Количество «начальных людей» (офицеров и унтер-офицеров) среди них относительно невелико и в совокупности составляет всего 4%, а в абсолютных цифрах — 37 чел., что говорит, вероятно, о значительном оттоке из офицерского корпуса даже по сравнению с 1639 г., когда, как уже указывалось, по подсчетам А.В. Чернова, среди иноземцев насчитывалось 316 «начальных людей».

Все это могло быть обусловлено не только уменьшением офицерского жалования, редким призывом на службу формирований «нового строя», но и политикой правительства по переводу оставшихся иноземцев с денежного на поземельное жалование, которая, вероятно, проводилась в 1630-е — начале 1640-х гг.

В «старом выезде» как минимум 458 чел. из 925 (37 офицеров и унтер-офицеров; 97 рядовых немцев; 324 рядовых греков и славян) относятся к категории «поместных». Следовательно, почти половина всех иноземцев старых выездов (49,5%) — ис- помещена (в том числе все оставшиеся офицеры), не испомещены в основном 443 чел. рядовых «славян и литвы», оставленные на положении «кормовых».

Иные тенденции мы видим в структуре почти вдвое меньшего по составу «нового выезда» (очевидно, наемников 1640-х гг.). Рядовые и в нем все еще составляют 69%, но произошло это за счет найма четырех рот «литвы и славян» для доукомплектования до полного состава гусарского полка Христофора Рыльского. В остальном же правительство сделало уже явную ставку на вербовку иноземных офицеров, которые дали 22% (т. е. почти четверть), а вместе с унтер-офицерами — около трети «нововыезжих».

Изменилась и политика в отношении содержания иноземных военных специалистов — вероятно, уже с конца 1640-х гг. правительство отказалось от интеграции иноземцев в русскую служилую среду через земельные пожалования. Иноземцы нового выезда — практически все «кормовые», т.е. получают денежное жалование.

Уже в сентябре 1647 г. шведский резидент при русском дворе К. Поммеренинг писал: «.Иноземных, как шведских, так и немецких офицеров здесь много, но полковников только трое.». Донесение Поммеренинга, с одной стороны, подтверждает вывод о наличии к 1647 г. остатков лишь незначительного числа более-менее устойчивых крупных военных формирований «нового строя» («полковников всего три»), с другой — очевидно, отражает уже начавшийся с «поселенной» реформой новый виток вербовки иноземных офицеров. Однако понятие «много» требует конкретизации.

Даже к 1651 г. в ведении Иноземского приказа числится всего 277 офицеров (обер-офицеров), что пока не столь уж много, и, скорее всего, не превышает показатели конца 1630-х гг., тоже не свидетельствуя пока о курсе на существенное увеличение полков «нового строя». Возможно, не все они иноземцы (с учетом русского тульского полковника Василия Голохвастова их должно быть максимум 276 чел), но, во всяком случае, в подавляющем большинстве.

По этнической принадлежности мы также условно выделяем среди иноземного офицерского корпуса две группы — «немцев»- западноевропейцев и группу «греков, славян и литвы». Однако более детальный анализ офицерского корпуса затрудняется рядом обстоятельств. Часть офицеров-западноевропейцев находится вне Москвы, в Севске (у руководства комарицкими драгунами) и в Заонежье у формирования солдатских полков — в общей сложности 103 чел., около половины «немцев», и разделение их «по выездам», к сожалению, не дано. Этническая принадлежность офицеров у драгун в Туле не указана.

Тем не менее мы можем сделать хотя бы некоторые выводы обобщающего характера. Подавляющее большинство офицеров — очевидно, «немцы»-западноевропейцы (227 из 277 чел. (81,95%)); «греки, славяне и литва» — 36 (12,99%); неизвестные в драгунском строе (очевидно, тоже западноевропейцы в большинстве) — 13 (4,69%). Большинство немногочисленных офицеров из греков, славян и литвы находятся в рангах ротмистров, поручиков, и прапорщиков, и, очевидно, представляют из себя командный состав тех 13 рот (гусарского полка Х. Рыльского?), в которые они сведены (при этом ротмистров -явно не хватает, их меньше числа рот; а вот поручики и прапорщики — все по числу рот).

Таким образом, офицеры-незападноевропейцы практически не принимают участия в формировании основных формирований «нового строя», и следовательно, уже к началу 1650-х гг. четко обозначилась тенденция к доминированию офицеров-западноевропейцев в иноземном офицерском корпусе России в целом и к подавляющему их перевесу в штаб-офицерских рангах, которую мы отмечали в 1680-х — начале 1700-х гг.: офицеры-«незападноевропейцы» уже в 1650 г. служат преимущественно в обер-офицерских рангах ротного плана и отсутствуют в штаб-офицерских. Однако к началу 1680-х гг. доля последних в офицерском корпусе все же существенно возросла, увеличившись с 13 до 31,9 %.

Относительно небольшое количество офицеров в рангах от полковника до майора (28 чел.) тоже позволяет говорить об ограниченности на тот момент планов развертывания военных формирований нового строя: «Смета.» насчитывает 7 полковников (1 русский); 6 подполковников и 15 майоров, т. е. командный состав приблизительно 6 полков «нового строя», что почти точно соответствует количеству «поселенных» драгунских (примерно 3 полка на юге и неполный тульский с русским полковником) и солдатских (2 полка в Заонежье) полков с добавлением рейтарского и гусарского.

Таким образом, относительно влиятельную группу в «иноземном корпусе» на 1651 г. составляют пока всего лишь три десятка иноземных офицеров.

Элита их, несомненно, представлена полковничьим корпусом, пока крайне немногочисленным. Смета не называет полковников по именам, но их персональный состав можно частично реконструировать: это, очевидно, упоминаемые в 1647 г. Поммеренингом служившие еще с 1630-х гг. шотландцы Александр Крофорд (Краферт) и возвратившийся в 1647 г. на русскую службу «основатель» частей иноземного строя Александр Лесли, «нововыезжие» шотландцы Мунк (Мунго, Мартын) Кармихель и Александр Гамонтон (Гамильтон), а также, вероятнее всего, возглавивший рейтарский полк Исаак Фанбуковен (фан Бокховен). Возможно, к их числу относится и гусарский полковник Христофор Рыльский.

Поммеренинг в 1647 г. отмечал: «.но полковников только трое, все шотландцы: Александр Краффорт, Александр Гамильтон и Мунк Кармикель. Прежде они получали разное жалованье: первый 50 р., второй 30, третий 15 в месяц, но так как двое старших получили поместья, то им не выдается денег совсем, и они живут в своих поместьях, а Кармикель находится постоянно в Москве». К 1651 г. число полковников увеличилось в два раза, но самыми влиятельными из них были, вероятно, на тот момент «старовыезжие» Александр Крофорд и Александр Лесли.

Смета указывает всего двух «старо- выезжих» полковников-«немец», в которых, очевидно, надо видеть их.

Александр Крофорд, биография которого проанализирована О.Я. Ноздриным, к этому времени прочно укоренился в России и до возвращения Лесли был явным лидером иноземческого офицерского корпуса. Командуя еще в конце 1630-х гг. основными контингентами полков «нового строя» и занимаясь инженерными работами на строящейся черте, он к 1646 г. имел поместье в 1050 четей в Арзамасском уезде и активно занимался предпринимательством. Александр Лесли также получил в 1650-1651 гг. 600 четей в Верховском стане Ярославского уезда.

Однако смета зачисляет большинство «нововыезжих» иноземцев (в том числе и офицеров) в кормовые («нового выезду немец рейтарского и драгунского и солдатского строю, дают им кормовые деньги помесячно на Москве»), в связи с чем закономерно возникает вопрос о том, насколько поместное землевладение распространилось в среде иноземного офицерского корпуса?

Смета выделяет как «поместных» прежде всего немногочисленную группу офицеров «старого выезда» в 34 человека (треть из которых составляют «греки и славяне»); «нововыезжих» наделять землями, очевидно, не торопились.

Отсюда следует, что вряд ли землевладение иностранных офицеров даже к 1652 г. было распространено достаточно широко, да и сам «иноземный корпус» на 1651 г. был относительно невелик и вряд ли слишком влиятелен.

ПОЛКИ НОВОГО СТРОЯ (пол­ки ино­зем­но­го строя) — во­ин­ские час­ти русской ар­мии XVII века, сфор­ми­ро­ван­ные на но­вой ор­га­ни­за­ци­он­ной ос­но­ве (вме­сто де­ся­тич­ной сис­те­мы вве­де­на рот­ная ор­га­ни­за­ция) в хо­де во­енной ре­фор­мы 1630-1632 годов, наи­бо­лее пол­но от­ве­чав­шие так­тическим тре­бо­ва­ни­ям сво­его вре­ме­ни.

Хо­тя полки нового строя не яв­ля­лись по­сто­ян­ным вой­ском, но в них от­чёт­ли­во про­смат­ри­ва­лись эле­мен­ты ре­гу­ляр­но­сти, за­ло­жив­шие пред­по­сыл­ки для соз­да­ния национальной ре­гу­ляр­ной ар­мии. Полки нового строя фор­ми­ро­ва­лись с учё­том опы­та ор­га­ни­за­ции на­ём­ных западно-ев­ропейских ар­мий. По срав­не­нию с по­ме­ст­ным вой­ском они име­ли бо­лее чёт­кую струк­ту­ру, од­но­об­раз­ное воо­ру­же­ние и фор­му оде­ж­ды, оп­ре­де­лён­ную сис­те­му ие­рар­хии ко­манд­но­го со­ста­ва, про­хо­ди­ли сис­те­ма­тическое во­енное обу­че­ние. Впер­вые в русской ар­мии для полков нового строя вве­ли во­ин­ские зва­ния, со­от­вет­ст­во­вав­шие оп­ре­де­лён­ным штат­ным долж­но­стям, что упо­ря­до­чи­ло во­про­сы под­чи­нён­но­сти и чёт­ко рег­ла­мен­ти­ро­ва­ло долж­но­ст­ные обя­зан­но­сти ко­манд­но­го со­ста­ва от кап­ра­ла до пол­ков­ни­ка. Полки нового строя на­хо­ди­лись в ве­де­нии Ино­зем­ско­го при­ка­за (с 1649 года так­же Рей­тар­ско­го при­ка­за), так как зна­чительная часть их ко­манд­но­го со­ста­ва и час­тич­но ря­до­во­го со­став­ля­ли на­ём­ни­ки-ино­стран­цы. В 1630-1632 годы сфор­ми­ро­ва­ли 7 полков нового строя (6 сол­дат­ских и 1 рей­тар­ский). Сол­дат­ский (пехотный) полк чис­лен­но­стью 1,8 тысяч человек со­сто­ял из 8 рот по 200 сол­дат в ка­ж­дой (120 муш­ке­тё­ров и 80 ко­пей­щи­ков (смотреть Пи­ки­нё­ры)) и имел пол­ко­вую ар­тил­ле­рию (6-12 ору­дий ка­либ­ром 1-3 фун­та). Ко­манд­ный со­став, управ­ле­ния пол­ка и рот на­счи­ты­ва­ли 200 человек. Пе­хо­та бы­ла воо­ру­же­на муш­ке­та­ми, копь­я­ми и шпа­га­ми. Рей­тар­ский полк (тя­жё­лая ка­ва­ле­рия) чис­лен­но­стью 2 тысячи человек вклю­чал 12 рот по 167 человек в ка­ж­дой, 1/3 из ко­то­рых со­став­ля­ли ко­пей­щи­ки, 2/3 — рей­та­ры. На воо­ру­же­нии рей­та­ров бы­ли муш­ке­ты, па­ла­ши, из средств за­щи­ты — ме­тал­лические ла­ты; ко­пей­щи­ков — ко­пья и шпа­ги. Ком­плек­то­ва­ние полков нового строя про­во­ди­лось за счёт воль­ных «охо­чих лю­дей» (доб­ро­воль­цев), по­сту­пав­ших на во­енную служ­бу по най­му. Воо­ру­же­ни­ем, в от­ли­чие от по­ме­ст­но­го вой­ска, их обес­пе­чи­ва­ло го­су­дар­ст­во. По­ми­мо жа­ло­ва­нья, ря­до­вым сол­да­там вы­да­ва­лись «кор­мо­вые день­ги». Ко­манд­ный со­став со­сто­ял из дво­рян (смотреть Дво­рян­ст­во) и иностранных на­ём­ни­ков. Все 7 полков нового строя при­ни­ма­ли уча­стие в Смо­лен­ской вой­не 1632-1634 годов (смотреть в статье Рус­ско-поль­ские вой­ны XVII века), про­явив до­воль­но вы­со­кие бое­вые ка­че­ст­ва. В хо­де вой­ны сфор­ми­ро­ва­ли ещё 3 полка нового строя (2 сол­дат­ских и 1 дра­гун­ский). При этом из-за не­дос­тат­ка доб­ро­воль­цев для вновь фор­ми­руе­мых пол­ков пра­ви­тель­ст­во при­бег­ло к на­бо­ру да­точ­ных лю­дей (по­жиз­нен­но во­ен­но­обя­зан­ные в XVI-XVII века, вы­став­ляв­шие­ся городским и сель­ским на­се­ле­ни­ем для служ­бы в вой­ске в во­енное вре­мя). Дра­гун­ский полк имел чис­лен­ность 1,6 тысяч человек и со­сто­ял из 12 рот по 120 человек в ка­ж­дой. В его со­став вхо­ди­ла так­же кон­ная ар­тил­ле­рия (12 лёг­ких ору­дий). Дра­гу­ны име­ли на воо­ру­же­нии муш­кет, саб­лю и 2 пис­то­ле­та. Об­щая чис­лен­ность полков нового строя к кон­цу вой­ны дос­ти­га­ла 17 тысяч человек. По­сле Смо­лен­ской вой­ны полки нового строя рас­фор­ми­ро­ва­ли. В даль­ней­шем они не­од­но­крат­но вновь соз­да­ва­лись в свя­зи с уг­ро­зой вой­ны или не­об­хо­ди­мо­стью уси­ле­ния ох­ра­ны гра­ниц, но за­тем сно­ва рас­пус­ка­лись. Полки нового строя хо­ро­шо за­ре­ко­мен­до­ва­ли се­бя в вой­нах, ко­то­рые Рос­сия в середине XVII века ве­ла с Ре­чью По­спо­ли­той и Шве­ци­ей. Тем не ме­нее с их уком­плек­то­ва­ни­ем в этот пе­ри­од воз­ни­ка­ли боль­шие труд­но­сти. Важ­ную роль в уст­ра­не­нии это­го не­до­стат­ка сыг­ра­ла во­енная ре­фор­ма 1679-1682 годов, в ре­зуль­та­те ко­то­рой вве­ли стро­гий учёт слу­жи­лых лю­дей и уч­ре­ди­ли по­ря­док их рас­пре­де­ле­ния по пол­кам в со­от­вет­ст­вии с раз­ря­дом (тер­ри­то­ри­аль­ные рай­оны). С это­го вре­ме­ни фор­ми­ро­ва­ние полков нового строя ста­ло осу­ще­ст­в­лять­ся пу­тём на­бо­ра да­точ­ных и «охо­чих» лю­дей. Рей­тар­ские пол­ки уком­плек­то­вы­ва­лись главным образом дво­ря­на­ми (мел­ко­по­ме­ст­ны­ми и бес­по­ме­ст­ны­ми), а так­же го­ро­до­вы­ми ка­за­ка­ми. В по­след­ней четверти XVII века полки нового строя со­стоя­ли из 10 рот (пехотная ро­та — 150 человек, кон­ная — 100 человек) и име­ли свою ар­тил­ле­рию (до 20 лёг­ких ору­дий). На воо­ру­же­нии сол­дат вме­сто ко­пья и шпа­ги поя­ви­лись пи­ка и саб­ля, у дра­гун — до­пол­ни­тель­но ко­рот­кая пи­ка и вме­сто муш­ке­та ка­ра­бин, у рей­та­ров муш­кет за­ме­ни­ли ка­ра­би­ном и до­ба­ви­ли 2 пис­то­ле­та. В ка­че­ст­ве за­щит­но­го воо­ру­же­ния ши­ро­кое рас­про­стра­не­ние по­лу­чи­ли ме­тал­лические ла­ты. Воо­ру­же­ние и сна­ря­же­ние полки нового строя по-преж­не­му по­лу­ча­ли от го­су­дар­ст­ва. Про­ве­дён­ная ре­фор­ма по­зво­ли­ла рез­ко уве­ли­чить ко­ли­че­ст­во полков нового строя. В середине 1680-х годов их на­счи­ты­ва­лось уже 67 (41 сол­дат­ский, 26 дра­гун­ских, ко­пей­ных и рей­тар­ских) об­щей чис­лен­но­стью около 92 тысяч человек (свыше 61 тысячи пе­хо­ты и свыше 30 тысяч кон­ни­цы), что со­став­ля­ло бо­лее по­ло­ви­ны всех воо­руженных сил Русского государства. К концу XVII века дос­туп ино­стран­цев в русскую ар­мию был рез­ко ог­ра­ни­чен (к 1696 году их ос­та­ва­лось лишь около 1 тысячи человек), что обу­сло­ви­ло национальную од­но­род­ность ко­манд­но­го со­ста­ва полков нового строя. С на­ча­лом строи­тель­ст­ва русской ре­гу­ляр­ной ар­мии в конце XVII — начале XVIII веков. Пполки нового строя рас­фор­ми­ро­ва­ли, а их лич­ный со­став об­ра­ти­ли на фор­ми­ро­ва­ние но­вых час­тей.

ПОЛКИ́ НО́ВОГО СТРО́Я (пол­ки ино­зем­но­го строя), во­ин­ские час­ти рус. ар­мии 17 в., сфор­ми­ро­ван­ные на но­вой ор­га­ни­за­ци­он­ной ос­но­ве (вме­сто де­ся­тич­ной сис­те­мы вве­де­на рот­ная ор­га­ни­за­ция) в хо­де во­ен. ре­фор­мы 1630–32, наи­бо­лее пол­но от­ве­чав­шие так­тич. тре­бо­ва­ни­ям сво­его вре­ме­ни. Хо­тя П. н. с. не яв­ля­лись по­сто­ян­ным вой­ском, но в них от­чёт­ли­во про­смат­ри­ва­лись эле­мен­ты ре­гу­ляр­но­сти, за­ло­жив­шие пред­по­сыл­ки для соз­да­ния нац. ре­гу­ляр­ной ар­мии. П. н. с. фор­ми­ро­ва­лись с учё­том опы­та ор­га­ни­за­ции на­ём­ных зап.-ев­роп. ар­мий. По срав­не­нию с по­ме­ст­ным вой­ском они име­ли бо­лее чёт­кую струк­ту­ру, од­но­об­раз­ное воо­ру­же­ние и фор­му оде­ж­ды, оп­ре­де­лён­ную сис­те­му ие­рар­хии ко­манд­но­го со­ста­ва, про­хо­ди­ли сис­те­ма­тич. во­ен. обу­че­ние. Впер­вые в рус. ар­мии для П. н. с. вве­ли во­ин­ские зва­ния, со­от­вет­ст­во­вав­шие оп­ре­де­лён­ным штат­ным долж­но­стям, что упо­ря­до­чи­ло во­про­сы под­чи­нён­но­сти и чёт­ко рег­ла­мен­ти­ро­ва­ло долж­но­ст­ные обя­зан­но­сти ко­манд­но­го со­ста­ва от кап­ра­ла до пол­ков­ни­ка. П. н. с. на­хо­ди­лись в ве­де­нии Ино­зем­ско­го при­ка­за (с 1649 так­же Рей­тар­ско­го при­ка­за), т. к. зна­чит. часть их ко­манд­но­го со­ста­ва и час­тич­но ря­до­во­го со­став­ля­ли на­ём­ни­ки- ино­стран­цы. В 1630–32 сфор­ми­ро­ва­ли 7 П. н. с. (6 сол­дат­ских и 1 рей­тар­ский). Сол­дат­ский (пех.) полк чис­лен­но­стью 1,8 тыс. чел. со­сто­ял из 8 рот по 200 сол­дат в ка­ж­дой и имел пол­ко­вую ар­тил­ле­рию (6–12 ору­дий ка­либ­ром 1–3 фун­та). Ко­манд­ный со­став, управ­ле­ния пол­ка и рот на­счи­ты­ва­ли 200 чел. Пе­хо­та бы­ла воо­ру­же­на муш­ке­та­ми, копь­я­ми и шпа­га­ми. Рей­тар­ский полк (тя­жё­лая ка­ва­ле­рия) чис­лен­но­стью 2 тыс. чел. вклю­чал 12 рот по 167 чел. в ка­ж­дой, 1/3 из ко­то­рых со­став­ля­ли ко­пей­щи­ки, 2/3 – рей­та­ры. На воо­ру­же­нии рей­та­ров бы­ли муш­ке­ты, па­ла­ши, из средств за­щи­ты – ме­тал­лич. ла­ты; ко­пей­щи­ков – ко­пья и шпа­ги. Ком­плек­то­ва­ние П. н. с. про­во­ди­лось за счёт воль­ных «охо­чих лю­дей» (доб­ро­воль­цев), по­сту­пав­ших на во­ен. служ­бу по най­му. Воо­ру­же­ни­ем, в от­ли­чие от по­ме­ст­но­го вой­ска, их обес­пе­чи­ва­ло го­су­дар­ст­во. По­ми­мо жа­ло­ва­нья, ря­до­вым сол­да­там вы­да­ва­лись «кор­мо­вые день­ги». Ко­манд­ный со­став со­сто­ял из дво­рян (см. Дво­рян­ст­во) и иностр. на­ём­ни­ков. Все 7 П. н. с. при­ни­ма­ли уча­стие в Смо­лен­ской вой­не 1632–1634 (см. в ст. Рус­ско-поль­ские вой­ны 17 в.), про­явив до­воль­но вы­со­кие бое­вые ка­че­ст­ва. В хо­де вой­ны сфор­ми­ро­ва­ли ещё 3 П. н. с. (2 сол­дат­ских и 1 дра­гун­ский). При этом из-за не­дос­тат­ка доб­ро­воль­цев для вновь фор­ми­руе­мых пол­ков пра­ви­тель­ст­во при­бег­ло к на­бо­ру да­точ­ных лю­дей (по­жиз­нен­но во­ен­но­обя­зан­ные в 16–17 вв., вы­став­ляв­шие­ся гор. и сель­ским на­се­ле­ни­ем для служ­бы в вой­ске в во­ен. вре­мя). Дра­гун­ский полк имел чис­лен­ность 1,6 тыс. чел. и со­сто­ял из 12 рот по 120 чел. в ка­ж­дой. В его со­став вхо­ди­ла так­же кон­ная ар­тил­ле­рия (12 лёг­ких ору­дий). Дра­гу­ны име­ли на воо­ру­же­нии муш­кет, саб­лю и 2 пис­то­ле­та. Об­щая чис­лен­ность П. н. с. к кон­цу вой­ны дос­ти­га­ла 17 тыс. чел. По­сле Смо­лен­ской вой­ны П. н. с. рас­фор­ми­ро­ва­ли. В даль­ней­шем они не­од­но­крат­но вновь соз­да­ва­лись в свя­зи с уг­ро­зой вой­ны или не­об­хо­ди­мо­стью уси­ле­ния ох­ра­ны гра­ниц, но за­тем сно­ва рас­пус­ка­лись. П. н. с. хо­ро­шо за­ре­ко­мен­до­ва­ли се­бя в вой­нах, ко­то­рые Рос­сия в сер. 17 в. ве­ла с Ре­чью По­спо­ли­той и Шве­ци­ей. Тем не ме­нее с их уком­плек­то­ва­ни­ем в этот пе­ри­од воз­ни­ка­ли боль­шие труд­но­сти. Важ­ную роль в уст­ра­не­нии это­го не­до­стат­ка сыг­ра­ла во­ен. ре­фор­ма 1679–82, в ре­зуль­та­те ко­то­рой вве­ли стро­гий учёт слу­жи­лых лю­дей и уч­ре­ди­ли по­ря­док их рас­пре­де­ле­ния по пол­кам в со­от­вет­ст­вии с раз­ря­дом (тер­ри­то­ри­аль­ные рай­оны). С это­го вре­ме­ни фор­ми­ро­ва­ние П. н. с. ста­ло осу­ще­ст­в­лять­ся пу­тём на­бо­ра да­точ­ных и «охо­чих» лю­дей. Рей­тар­ские пол­ки уком­плек­то­вы­ва­лись гл. обр. дво­ря­на­ми (мел­ко­по­ме­ст­ны­ми и бес­по­ме­ст­ны­ми), а так­же го­ро­до­вы­ми ка­за­ка­ми. В по­след­ней четв. 17 в. П. н. с. со­стоя­ли из 10 рот (пех. ро­та – 150 чел., кон­ная – 100 чел.) и име­ли свою ар­тил­ле­рию (до 20 лёг­ких ору­дий). На воо­ру­же­нии сол­дат вме­сто ко­пья и шпа­ги поя­ви­лись пи­ка и саб­ля, у дра­гун – до­пол­ни­тель­но ко­рот­кая пи­ка и вме­сто муш­ке­та ка­ра­бин, у рей­та­ров муш­кет за­ме­ни­ли ка­ра­би­ном и до­ба­ви­ли 2 пис­то­ле­та. В ка­че­ст­ве за­щит­но­го воо­ру­же­ния ши­ро­кое рас­про­стра­не­ние по­лу­чи­ли ме­тал­лич. ла­ты. Воо­ру­же­ние и сна­ря­же­ние П. н. с. по-преж­не­му по­лу­ча­ли от го­су­дар­ст­ва. Про­ве­дён­ная ре­фор­ма по­зво­ли­ла рез­ко уве­ли­чить ко­ли­че­ст­во П. н. с. В сер. 1680-х гг. их на­счи­ты­ва­лось уже 67 (41 сол­дат­ский, 26 дра­гун­ских, ко­пей­ных и рей­тар­ских) об­щей чис­лен­но­стью ок. 92 тыс. чел. (св. 61 тыс. пе­хо­ты и св. 30 тыс. кон­ни­цы), что со­став­ля­ло бо­лее по­ло­ви­ны всех воо­руж. сил Рус. гос-ва. К кон. 17 в. дос­туп ино­стран­цев в рус. ар­мию был рез­ко ог­ра­ни­чен (к 1696 их ос­та­ва­лось лишь ок. 1 тыс. чел.), что обу­сло­ви­ло нац. од­но­род­ность ко­манд­но­го со­ста­ва П. н. с. С на­ча­лом строи­тель­ст­ва рус. ре­гу­ляр­ной ар­мии в кон. 17 – нач. 18 вв. П. н. с. рас­фор­ми­ро­ва­ли, а их лич­ный со­став об­ра­ти­ли на фор­ми­ро­ва­ние но­вых час­тей.